Размышления о любом языке, будь то язык небольшого племени, рода или крупного народа, нации всегда интересны и плодотворны. Рассуждения о языке тех национальных сообществ, которые имеют многовековую письменную историю и литературу, о языке с разветвленной структурой диалектов и говоров и хорошо разработанной высшей формой (то, что мы называем литературным языком) неизменно актуальны и в то же время чрезвычайно важны. Проблемы языков, испытывающих на протяжении долгого времени (столетий) совершенно конкретные трудности развития, связанные с различными причинами, весьма поучительны и заставляют нас глубоко задуматься о судьбе этих языков. Одним из них, бесспорно и очевидно, является булгарский.
Согласно последним исследованиям, первые образцы гунно-булгарского языка ранней эпохи представлены в надписях, сделанных в период со II по VIII вв. “Гунны в прикаспийских степях Европы впервые упоминаются (в источниках) со II в.н.э…. Как видно из сочинения Вильгельма де Рубрука, …страну, откуда вышли гунны времен Аттилы, он называет «Паскатиром» и тут же добавляет: «которая, собственно, является Великой Булгарией» (Мухамадиев А.Г. Новый взгляд на историю гуннов, хазар, Великой Булгарии и Золотой Орды. Казань, 2011, стр. 19. И далее: «Многочисленные «сасанидские» сосуды с надписями заговорили на гунно-булгарском языке» (стр. 21)). А. Мухамадиев считает, что гунно-булгарский характер надписей (на монетах, сосудах и т.д.) позволяет пересмотреть «утверждения об их «сасанидском происхождении». Процитируем еще одно предложение из труда А. Мухамадиева: «гунны, в том числе ранние булгары, о чем свидетельствуют многочисленные надписи на сосудах из драгоценных металлов, начиная со II в. до н.э. и до VIII в.н.э. пользовались собственной письменностью». И это очень важное утверждение, (а из него, несомненно, вытекает необходимость продолжения изучения раннесредневековых надписей региона Поволжья, Прикамья, а также, как выясняется, и Хорезма), которое расширяет область исследования древних лексических и грамматических форм булгарского языка.
Дальнейшее формирование булгарского языка, как основы современного языка булгарского народа, приходится на период не позднее IХ-ХI веков. В этот период, предположительно, складывается наддиалектная форма разговорного языка (койне, т.е. язык для общения представителей разных диалектов). Считается, что на базе наддиалектного языка, бытующего в городской среде, возникает его литературная форма. Булгарский язык, будучи тюркским (также известен под названием «булгарский тюрки») включает в себя в этот период, помимо основного самостоятельного пласта лексики, морфологических, синтаксических и фонетических особенностей, также и элементы лексики, морфологии и лексики кипчакских и огузских диалектов. Это хорошо зафиксировано в знаменитом произведении тюркского ученого Махмуда Кашгари «Диван-и лугат ат-тюрк» (1072-1074г.), где приведены примеры разговорного языка булгар того периода. Несомненно и то, что булгарский язык был обогащен за счет слов и речевых оборотов персидского и арабского происхождения, учитывая раннее принятие булгарами ислама (не позднее 7 века) и древние контакты булгарских племен с иранцами, результатом которых были достаточно интенсивные процессы взаимовлияния.
Необходимо заметить, что научная литература волжско-уральских булгар средневековья, в отличие от художественных произведений создавалась, главным образом, на арабском языке. Дело в том, что большинство произведений, написанных в этом жанре, была посвящена религиозной тематике, и использование в ней арабского языка считалось вполне естественным. Так, например, знаменитый, но несохранившийся до наших дней труд булгарского историка Якуба ибн Нугмана «Тарих-и Булгар» («История Булгарии», 1135 г.) был написан на арабском языке, что позволило путешественнику и географу Абу Хамиду аль-Гарнати ознакомиться с ним.
Если говорить о сохранившихся по сей день памятниках булгарского языка и литературы, то в первую очередь, нужно вспомнить о величайшем произведении Кул Гали «Кысса-и Юсуф» («Повесть о Юсуфе»), относящемся к последней четверти ХII- нач. ХIIIвв. Эта поэма была настолько популярной, что переписывалась от руки с того периода до начала ХХ века в тысячах списках, из которых сохранилось несколько сотен, причем находки почти всех из них локализованы в Волжско-Уральском регионе, что, безусловно, исключает возможность принадлежности этого произведения какой-либо другой этнической общности, нежели булгары. Крупнейший исследователь текста поэмы и первый издатель ее в советский период (1983г.) Ф. Фасеев так писал об этом: «Объективным и бесспорным является факт, что обе рукописные редакции «Кысса-и Юсуф» были распространены только в Среднем Поволжье и Приуралье, то есть в пределах обитания булгаро-татар, и что именно в этих регионах было обнаружено подавляющее большинство экземпляров поэмы. Хранящиеся за рубежом – в Дрездене и Берлине – два рукописных списка были вывезены также из Казани». Характерно, что «Кысса-и Юсуф» в оригинале был понятен булгарам вплоть до начала ХХ в. и лишь позднее, когда большевиками была проведена волюнтаристская чистка языка, текст поэмы стал менее понятен для простых булгар. Язык произведения является формой поэтического языка, характерного для периода его возникновения, с массой огузских элементов, как в отношении построения предложений, так и со стороны лексико-фонетического состава. Подчеркнем, что немало булгаро-огузских элементов встречаются в разговорном языке современных булгар, например, в формах глаголов с аффиксами -рак, -рәк (керәрәк, җитәрәк и т.д.),-га, -гә (бармага, алмага, кермәгә), -лы, -ле (түзмәле, йөрмәле, алмалы), таким словами как “йәшет” (одногодок) и т.п. Это со всей очевидностью говорит о том, что уже в самый ранний период становления языка он был неким сплавом, некой субстанцией, стремящейся к совершенству, а это является признаком его зрелости и высокой степени развития.
Несколько слов о так называемых р-языке и з-яыке булгарских эпитафий ХIII-первой половины XIVвв., которые имеют заметные отличия друг от друга. Лучший их исследователь Г.В. Юсупов в своей книге «Введение в булгаро-татарскую эпиграфику» (1960) называет р-язык, характерный употреблением фонемы «р» вместо более распространенного «з» (например, йүз=йүр – числ. «сто») «древнебулгарским», а з-язык – «новобулгарским». Позднейший специалист по булгарским эпитафиям ХIII-XIV вв. Ф.С. Хакимзянов («Язык эпитафий волжских булгар», 1978) склонен полагать, что р-язык (язык II стиля) использовался в качестве ритуального лишь в надгробных надписях. А.Г. Мухаммадиев, по факту поддерживая эту мысль, высказался о том, что этот, уже устаревший к этому времени вариант языка, мог применяться в эпитафиях в знак протеста против определенной политики сарайских чингизидов. Известно, что на надгробных памятниках конца ХIIв. (Речь идет о билярском надгробии 1773 г. (см. [Н.П. Рычков]. Журнал или дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства 1769-1770 гг. СПб., 1770, стр. 21.) и первой половины ХIIIв. (1244) эпитафии были составлены на новобулгарском языке, что уже говорит о многом. В частности, надпись 1244 года, обнаруженная Гайнутдином Ахмаровым в с. Ямбухтино Тетюшского района РТ, читается следующим образом:
“…84 яшендә...
Тарих алты йүз кырык икедә...”.
(Гайнеддин Әхмәров. Болгар тарихы. Казан, 1908, стр. 125)
В любом случае, язык II стиля мы можем рассматривать, как безусловную ступень в развитии булгарского языка, которую теперь мы изучаем в качестве реликтовой. Я, в данном случае, поддерживаю в целом мнение Г. Юсупова о древнебулгарском и новобулгарском этапах развития языка, которое весьма естественно и исторически логично. В то же время, рассмотрение т.н. р-языка (или диалекта) как ритуальной, специфической, функциональной формы, уже к началу второй половины XIV в. ставшей анахронической, также плодотворно и имеет под собой обоснование. Здесь особенно важно, что эпитафии, написанные особыми диалектами, встречаются на одном и том же надгробном камне (двух его сторонах) или, например, р-диалект применен в надписи для сына, в то время, как з- (или, как у Ф. Хакимзянова j-) диалект использован в эпитафии отца. (Ф.С. Хакимзянов. Указ. Соч., стр.24.)
Другой пласт письменного языка булгарской литературы связан с периодом ХIV-XV веков. Ярчайшими представителями его явились такие авторы, как Сайф Сараи («Гулистан бит-тюрки»), Махмуд Булгари («Нахдж аль-фарадис»), Кутб («Хосров и Ширин»), Хусам Катиб («Джумджума- султан»). Язык этих произведений во многом отличен от языка «Кысса-и Юсуф», в нем больше булгаро-кыпчакских синтаксических и лексических элементов, что было связано с закономерностями культурного развития в среде, где еще царило многообразие диалектов и наречий и происходили сложные политические процессы, которые характеризовались, в частности, последовательной исламизацией и булгаризацией династии чингизидов (показательно, что в автохтонных литературных источниках более поздних периодов представители этой династической линии, начиная с Джучи и кончая Тохтамышем и Едигеем, называются не иначе, как правителями Булгарского государства, а не мифической «Золотой Орды», искусственного термина, внедренного в русскую историографию гораздо позднее). Однако и в них, особенно у Махмуда Булгари и Кутба, явно ощущается влияние великой поэмы Кул Гали. В дальнейшем «Кысса-и Юсуф» воздействовало на творчество булгарских поэтов вплоть до периода расцвета новой булгарской поэзии начала ХХ в.
Естественные процессы развития языка формировали предпосылки для дальнейшего поступательного движения вперед булгарской письменности, как выдающегося цивилизационного феномена. В ХVI веке это движение продолжилось в рамках Булгаро-Казанского государства или Булгарского вилаета (условное официальное название поздних столетий– «Казанское ханство») со столицей в Казани. Лучшие литературные образцы этого столетия из тех, что дошли до нас – поэмы великого Мухаммедьяра «Нур-и судур» и «Тухфа-и мардан» (Особо отметим двустишие (бейт) Мухамедьяра из его поэмы «Нур-и судур («Свет сердец), сообщающее о времени и месте написания произведения: «Что до даты – девятьсот сорок восьмой, В день двенадцатый, во Мухаррам святой, В граде булгарском (подчеркнуто нами – Р.К.) Казани, у ворот – Что ни день, толпится там честной народ» (Мухаммедьяр. Произведения – Антология булгарской литературы» М., 2007, стр. 100.), а также сочинение Мухаммеда Шарифи «Зафер наме-и вилаят-и Казан»(1550), где прямо говорится о том, что Казань – столица Булгарского вилаета. Кстати, слово вилает использовано здесь, как синоним слова «государство», а не в значении «область, провинция», которым привыкли оперировать некоторые историки то ли по незнанию, то ли по умыслу.
В последующие столетия булгарский язык эволюционировал уже в новых условиях потери суверенитета Булгарского государства и многомерного усложнения культурной жизни булгар. Но, тем не менее, с начала ХVII века булгарская литературная традиция продолжила развиваться, ибо потенциал ее, подорванный коренными внешнеполитическими изменениями, все еще оставался достаточным для такого развития. Юнус Оруви Булгари, Мауля Кулый Булгари, Габдрахим Утыз Имяни Булгари, Таджеддин Ялчигул Булгари, Габденнасыйр Курсави Булгари, Хисамуддин Булгари, Габдулджаббар Кандалый Булгари в своих произведениях отражали этапы обновления родного языка, который продолжал испытывать на себе влияние и других тюркских языков. В частности, обучение в медресе Средней Азии и Османской Турции способствовало, как проникновению в язык чагатайских форм, так и османских, что отчетливо прослеживается при изучении текстов произведений вышеуказанных авторов, являющихся классиками булгарской литературы. Впрочем, все эти влияния не могли воздействовать на булгарский язык в его основе, глубинной структуре, которая начала складываться, как уже говорилось, в Х-ХI вв.
С началом ХХ века булгарский язык все более воспринимает элементы разговорного языка, что является вполне естественным. Таким языком пишут Габдулла Тукай, Сагит Рамеев, Фатих Амирхан и другие молодые авторы. Однако, это относится по большей части, к художественной литературе. Ученые, в частности, Шигабутдин Марджани, Риза Фахруддинов, Муса Бигиев, Зыя Камали, Галимджан Баруди продолжают развивать литературную форму языка и это тоже совершенно естественно, и происходит в рамках общего процесса деления языка на разговорный и литературный.
При рассмотрении этапов развития булгарского языка необходимо учитывать факт разделения языка на разговорную и литературную форму, а также на жанр поэтической речи. В определенные периоды у языка могло быть несколько литературных форм, заметно отличающихся друг от друга. Конкретные авторы ставили перед собой разные задачи и большинство булгарских писателей и поэтов творили, рассчитывая на как можно более обширную читательскую аудиторию, которая вобрала бы в себя большинство мусульманских народов (естественно, их образованную прослойку), говорящих и пишущих на «тюрки». Это – общее название (булгары используют также вариант «терке»), покрывающее все письменные тюркские языки. Далее, «тюрки» получает местное название, например, «чагатайский» (староузбекский), «казахский» тюрки и т.д. В этом ряду мы рассматриваем и «булгарский тюрки» (на булгарском – «болгар төркисе»). Это название выходит на первый план в позднее средневековье и бытует далее в ХVII – XIX вв. В конце XIX – нач. ХХ вв. его начинает вытеснять уже более конкретный термин – булгарский язык (болгар теле). В форме «болгар лисаны», где «лисан» - это «тел» (язык) по- арабски, применял его еще знаменитый булгарский историк и педагог Шигабуддин Марджани (1818-1889). Сочетание «болгар теле» (а также другую форму – «тюрки булгари» активно используют такие писатели, как классик булгарской литературы Мухаммедгаяз Исхаковъ (1878-1954), выдающийся деятель национально-освободительного движения Гинануддин Ваиси аль-Булгари (1878-1918), крупнейший исламский педагог и общественный деятель Галимджан Баруди 1857-1921), его брат, теолог Салихджан Баруди (1862-1931), лингвист, литературный критик Хасан Гали (1878-1940) (Хасан Гали употреблял форму «болгарча» - «по-булгарски», впрочем, она применялась уже в конце восемнадцатого столетия в творчестве видного автора второй половины XVIII – нач. XIX вв. Таджеддина Ялчигула аль-Булгари (см. его книгу “Рисаләи Газизә Шәрхе Сөбател-гаҗизин” – “Книга Газизы или Комментарий к “Сабат аль-аджизин” 1798г.), которая была издана около десятка раз в XIX – нач.XX вв.), Ахмеда бин Хафизеддина Насрый «Адаб аль-катиб»(1909), в котором под ним подразумевается именно народный, разговорный язык в противовес безличному «тюрки», как термину гораздо более объемному, по типу «славянские» или «германские» языки.
Говоря о булгарском языке, нельзя, конечно же, обойти тему его, скажем так, «внешнего названия» или официального термина, которым он именуется, начиная с 1920 года. После того, как тогда большевики решили волевым способом, несмотря на категорические возражения булгарских общественных организаций (Заявление от делегатов волжско-болгарских мусульман Председателю Центрального народного комиссариата по делам национальностей – Б.Х. Юлдашбаев. Национально-государственное устройство Башкортостана, Уфа, 2002, стр. 473.), отдельных лиц (Достаточно упомянуть письмо известного булгарского социал-демократа Мухаммед-Садыка Ахтямова (1877-1926) в ЦК РКП (б) с возражениями против названия будущей республики «Татарской», как не отражающего исторические реалии, согласно которым она должна именоваться Булгарской (РГАСП. Ф.17.Оп.84.Д.56.Л 23-24об.).) и руководства Булгарской народной республики (1918-1923), назвать вновь образованную автономную республику «Татарской», булгар стали официально именовать «татарами», булгарский язык – «татарским», булгарскую культуру и все ее компоненты – «татарскими». План по ликвидации всего булгарского был осуществлен за 10-15 лет: смена названия центрального булгарского региона на «ТАССР», затем упразднение булгарского письма (перевод его на латиницу), масштабное обеднение лексического состава булгарского языка, проводившееся под лозунгом борьбы с буржуазией и насаждения идеи пролетарского интернационализма и практическое искоренение булгарских служителей религиозного культа, как класса. Таким образом, по булгарской духовности, по булгарскому самосознанию был нанесен удар колоссальной силы, последствия которого сказались сразу же и продолжают оказывать сильнейшее негативное воздействие на национально-культурное развитие булгар. Массированный погром всего, что связано с этнонимом «булгар», официально завершился в 1923 г., когда была запрещена ваисовская организация волжских булгар и принудительно расформирован последний состав руководства Булгарской народной республики, провозглашенной еще в январе 1918 года ее основателем – Сардаром (Слово «сардар» было официальным титулом Г. Ваисова и означало «предводитель, вождь», но затем превратилось уже в имя собственное.) Гинануддином (Гайнаном) Ваисовым аль-Булгари. За год до этого выдающийся русский историк Михаил Худяков в статье «Тысячелетие булгарской культуры на Волге» писал, что масса современных мусульман Поволжья не признает себя татарами, а называет себя булгарами». Это было последним при советской власти подтверждением существования булгарского народа со стороны маститого ученого, автора капитального труда о Булгарском государстве 15-16 вв.
…В начале 1980-х в Казани и Набережных Челнах появились инициативные группы булгарских граждан, которые поставили перед собой цель, в частности, добиться включения этнонима «булгар» (с родным булгарским языком), никогда не вносившегося до этого в официальные реестры, в Список национальностей СССР и, далее, РФ. Долгая и многотрудная деятельность патриотов завершилась тем, что мы, уже под своим подлинным самоназванием, были включены в этот перечень 26 января 2010 г. перед «Всероссийской переписью 2010 г.». Это стало знаменательным шагом на пути к подлинному культурному и общественному возрождению народа – булгарского народа с булгарским языком. Пожелаем же ему процветания и прогресса, и не будем забывать, что другого языка, кроме «нашего булгарского» («безнең болгар теле”), как писал выдающийся писатель Булгарской земли Мухаммедгаяз Исхаковъ, у нас нет. Хранить богатое наследие булгарского языка и развивать его во всех возможных сферах применения – одна из наших актуальнейших задач.
Автор: Р. Кадыров, канд.ист.наук.